Статьи о Коле, написанные ещё при его жизни, и телепередачи о нем на мой взгляд отдают профессиональным журналистским привкусом сиропных сказок о чудо-ребенке. «Жизнь Коли начиналась как в сказке Андерсена...»
Жизнь Коли 13июля 1987-го года началась вовсе не в сказке, а в обычном городе, с 1979-го года прочно посаженного на талоны по продовольствию, выкупить которые или отоварить, было не всегда возможно. Мама –скрипачка, папа – драматический актер, бедность, безденежье, постоянное выкручивание с деньгами, продуктами, одеждой, мылом, молоком, битвами за место в детском саду, давкой в морозном транспорте, слезами мамы, когда сын просил «булку с маслистем»- а маслица не было... Довольно угрюмая сказка, если вспомнить те годы. К тому же родители развелись, когда Коле было около трех лет, и мама его прочно перешла в разряд матерей-одиночек с комнатой в общежитии. Sapienti sat. Понимающему - достаточно.
А на этом фоне росла и расцветала удивительная душа. Как-то, когда он ещё в подготовительном классе лет пяти влюбился в девочку, он ревел на весь трамвай: «Я не доживу до четверга!» Мама снисходительно улыбалась, а он рыдал: «Ты что, думаешь, что мы любим не так, как взрослые? Ещё больше!!!»

То, что другие выучивали за полгода, он схватывал за две недели. Развитие техники и освоение виртуозных трудностей укладывались в часы. Он запоминал всё с первого раза, с единственного прослушивания, с лету, с чик-чирика. И это при том, что он и так учился в школе для музыкально одаренных, постоянно просеиваемых через жесткое решето требований, детей. Даже на фоне лучших - это был самой природою любовно ограненный диамант. К четырнадцати годам его репертуар равнялся тому, что иные скрипачи осваивают годам к тридцати.

Когда стало ясно, что Екатеринбург для такого таланта тесен ( а я ещё опускаю подробности о завистниках и недоброжелателях, а как же, homo homini lupus est), наступила проблема переезда в Москву, перевод из Уральской школы-десятилетки при консерватории в cтоличную ЦМШ. Разве расскажешь теперь в двух строчках, чего стоило это Колиной маме, зная, что такое жилищный вопрос в России?
Чужой город, другая обстановка, безумные московские расстояния. Два часа туда, два часа обратно, ежедневные четыре часа занятий на скрипке. Новый класс – всем по четырнадцать, все зубастые, все в сложном возрасте, и все дома, а ты приезжий, да ещё «звезда». «Мама, не говори никому, что я лауреат, что на скрипке от Спивакова играю – меня ребята не будут любить...» Позднее она спросила: ну что, как дела в школе? Никто ничего не узнал? – «Да они давно про меня в интернете всё прочли.»
Прочли и приняли.

И они вступили в ад.

Грязь в Боткинской больнице была ужасная, ободранные кровати, косяки, потрескавшиеся стены. Рядом была стройка. Окна были открыты летом настежь. И вся строительная пыль летела в палаты и коридоры.
И отцу и матери пришлось просто бросить работу, чтобы непрерывно дежурить возле ребенка. Как описать все муки, звонки, встречи, подкупы, вымаливания правды, свиданий, неравнодушия. Перед тем, как делать первый блок химиотерапии, родителей позвала к себе врач и с брезгливым лицом сказала: « Мы начнем лечение, но не знаем, что из этого получится. Ему осталось жить пять дней. Идите быстро поплачьте, а потом приходите к нему с веселым лицом».

Начался первый, а потом и второй блок химии. Капли, попадающие в организм через прибор инфузомат, отец, дежурящий рядом, вычислял с часами в руках. Вдруг этот аппарат сломался. У Коли вырвался катетер из груди, возле сердца, и началось кровотечение. Отец с криком о помощи побежал в коридор, бросился в кабинет врача. Та сидела с телефонной трубкой. Сказала Игорю холодно: вы что, не видите- я занята, я разговариваю, выйдите в коридор и ждите. Игорь хватил кулаком по телефону...

После этого обнаружилось, что у Коли от загрязненного строительством воздуха легкие поражены грибком. Лечить легкие, параллельно делая химию, нельзя. Отпустишь одно- прогрессирует другое.

Из письма:

...врачи и медсестры должны были иметь одноразовые перчатки. Я бегала и покупала их, но вот ведь незадача: даже за собственные деньги я не могла заставить медсестер их надеть. Нашлись тут особенные, подумаешь, скрипачи!

Колю после долгих мучений - с помощью пианиста Олега Дусаева - после Боткинской больницы определили в корпус РДКБ, а один из врачей признался - да вас потому сразу не взяли туда, куда положено бы, что там место стоит две тысячи долларов, а у вас денег не было.

Медицинское заключение, выписка:

Ребенок Алтынов Николай, 15 лет, находится в отделении онкогематологии и полихимиотерапии Российской Детской Клинической Больницы г. Москвы с 21.08.2002 по настоящий момент с диагнозом: Лимфома Беркитта нижней челюсти с инициальным поражением шейных и подмышечных лимфатических узлов, костного мозга, центральной нервной системы, гепатоспленомегалией, асцитом; 4 стадии; грибковый стоматит 2 степени после первого блока полихимиотерапии, метотрексатовые "ожоги" кожных покровов в стадии пигментации.

Профессор Райтер, определивший курс лечения, приходил ежедневно, остальные были рядом круглосуточно, сражаясь за мальчика днем и ночью. «Ваш мальчик- борец, каких мало, - сказал Лене немецкий доктор.- Одиннадцать блоков страшнейшей химии, при том, что рак привыкает к лекарствам, и нужно не удесятерять дозы, как в Москве, а менять препараты! Я поражен силой его духа – и удивительной гармонией с матерью.»

Когда наступал рецидив, сказала мне Лена, уж как бежала я к сыну в палату, - но этот врач несся впереди меня, просто летел по воздуху.
Время было упущено. Раковые клетки занимали семьдесят процентов его организма. Если бы он попал в эту клинику раньше, полгода назад, в самом начале болезни... но кто мог это знать, кто мог это сделать? Родители? Они сделали всё, что могли.

Он агонизировал уже не раз, но мама всё билась за него, сдавала свои клетки на трансплантацию, шептала, пела, молилась, дышала им и за него. -Лена, если он выживет, говорили ей, он уже будет не тот Коля, какого ты знала. Он никогда не сможет играть на скрипке, он едва будет шевелиться, он будет просто инвалидом, подумай... -

«Это мой ребенок, и он нужен мне любой, только бы он остался жив».
В последние сутки даже одна немецкая медсестра в сердцах бросила ей: Это вы его не отпускаете, держите его своею силой! Не даете ему уйти!
И наступила последняя агония, из которой он не выбрался. Произошло кровоизлияние в мозг, кровь хлестала фонтаном изо рта, он бился в судорогах, весь черно-фиолетового цвета.

(Тремя месяцами спустя сидя у меня в саду Лена говорила мне: когда он затих, меня стали отрывать от него, кричали, говорили, убеждали, повторяли прямо в уши: Лена, пойми, Коля умер! Отпусти его! - а я обнимала его, держала мертвой хваткой за руки и кричала: послушайте, послушайте ещё! ведь у него ещё бьется сердце! Ещё бьется сердце!!!)
Это было 25 марта 2003 года. Коля умер. Маленькое тире жизни дошло до страшного, мученического конца.

Если можно иногда поверить, что есть на свете нечто, во что уходит то, что не было материальным и не могло умереть,- мысли, чувства, эмоции; если можно представить, зажмурившись, в какую невозвратную дальнюю высь отлетает отмучившаяся в теле светлая душа, если можно иногда поднять глаза к небу и обнаружить там ход планет, движения звезд, волнения галактик, - значит всё же можно допустить, что космос хоть немножечко держится на энергии нашей страсти, на нашей памяти, на нашей любви к живым и ушедшим? – «Любовь, что движет солнце и светила»,- как заканчивает свою «Божественную комедию» Данте.
Если всё это правда, то заклинаю каждого, кто дочитал этот рассказ до конца: оглянитесь. Взгляните в небо и оглядитесь на земле. Сумейте увидеть даже в своем личном благополучии рядом того, кому плохо, одиноко, того, кто нуждается в помощи, утешении, лекарстве, крове, поддержке. Умоляю вас – не пропустите этого, протяните руку- может быть, общими усилиями, мы спасем хоть одну человеческую жизнь.
Может быть, почувствует это светлая и легкая душа Коли Алтынова, там , наверху, в горних высях?

Умоляю вас.
Неравнодушия.
Сочувствия.
Милосердия.

http://russianwomanjournal.com/culture2/63170110.htm

http://www.youtube.com/watch?v=Cjva9vxW2cU