ОДИНОЧЕСТВО

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, -

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами...

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Иосиф Бродский

Цените тех, с кем маска – ни к чему,
Кому открыться можно нараспашку…
Кто говорит «Всегда тебя приму…»,
И принимает сердцем, не внатяжку…

Цените тех, чьи руки теплотой
Согреют вас, когда на сердце вьюга…
Кто дорог вам душевной красотой,
Кто смотрит на проблемы без испуга…

Цените тех, кто вас не проклинал,
Когда в беде другие осуждали…
Кто тихо руку помощи подал,
Пока другие громко обещали…

Цените тех, кто вам на боль в ответ
Достойно промолчал не злобным взглядом…
И тех, в ком никогда притворства нет…
Забудьте тех, кого ценить не надо…

Мы все бываем в чём-то не правы…
У всех была и радость и тревога…
Пусть ценят вас, как цените и вы
Людей, что в вашу жизнь пришли от Бога…

Ирина Самарина-Лабиринт

Сдается комнатка в душе
совсем за дешево.
Вид из окна на желтый лес
и храм заброшенный,

На занесенные листвой
пустые хлопоты.
Любую плату за постой
приму безропотно.

Сдается комнатка в душе
в пустынной местности -
спасение от суеты
и неизвестности.

Сдается за печальный взгляд
И обещание,
за дел и мыслей тяжкий груз,
за непрощание.

За невозможность обмануть,
за проседь снежную,
за взмах крыла шальных надежд,
за зов безбрежности...

Приют покоя и тепла
за грошик ломаный
сдаю в наем чужой мечте
и сну бездомному.
-----
Белеет листик на столбе -
свидетель промаха:
«В последний раз перед пургой
сдается комнатка...»

© Copyright: Наталья Садовская, 2007
Свидетельство о публикации №107051102179

стихи запрещенные

Иосиф Бродский

               ХОЛМЫ

     Вместе они любили
     сидеть на склоне холма.
     Оттуда видны им были
     церковь, сады, тюрьма.
     Оттуда они видали
     заросший травой водоем.
     Сбросив в песок сандалии,
     сидели они вдвоем.

     Руками обняв колени,
     смотрели они в облака.
     Внизу у кино калеки
     ждали грузовика.
     Мерцала на склоне банка
     возле кустов кирпича.
     Над розовым шпилем банка
     ворона вилась, крича.

     Машины ехали в центре
     к бане по трем мостам.
     Колокол звякал в церкви:
     электрик венчался там.
     А здесь на холме было тихо,
     ветер их освежал.
     Кругом ни свистка, ни крика.
     Только комар жжужал.

     Трава была там примята,
     где сидели они всегда.
     Повсюду черные пятна --
     оставила их еда.
     Коровы всегда это место
     вытирали своим языком.
     Всем это было известно,
     но они не знали о том.

     Окурки, спичка и вилка
     прикрыты были песком.
     Чернела вдали бутылка,
     отброшенная носком.
     Заслышав едва мычанье,
     они спускались к кустам
     и расходились в молчаньи --
     как и сидели там.

        ___

     По разным склонам спускались,
     случалось боком ступать.
     Кусты перед ними смыкались
     и расступались опять.
     Скользили в траве ботинки,
     меж камней блестела вода.
     Один достигал тропинки,
     другой в тот же миг пруда.

     Был вечер нескольких свадеб
     (кажется, было две).
     Десяток рубах и платьев
     маячил внизу в траве.
     Уже закат унимался
     и тучи к себе манил.
     Пар от земли поднимался,
     а колокол все звонил.

     Один, кряхтя, спотыкаясь,
     другой, сигаретой дымя --
     в тот вечер они спускались
     по разным склонам холма.
     Спускались по разным склонам,
     пространство росло меж них.
     Но страшный, одновременно
     воздух потряс их крик.

     Внезапно кусты распахнулись,
     кусты распахнулись вдруг.
     Как будто они проснулись,
     а сон их был полон мук.
     Кусты распахнулись с воем,
     как будто раскрылась земля.
     Пред каждым возникли двое,
     железом в руках шевеля.

     Один топором был встречен,
     и кровь потекла по часам,
     другой от разрыва сердца
     умер мгновенно сам.
     Убийцы тащили их в рощу
     (по рукам их струилась кровь)
     и бросили в пруд заросший.
     И там они встретились вновь.

        ___

     Еще пробирались на ощупь
     к местам за столом женихи,
     а страшную весть на площадь
     уже принесли пастухи.
     Вечерней зарей сияли
     стада густых облаков.
     Коровы в кустах стояли
     и жадно лизали кровь.

     Электрик бежал по склону
     и шурин за ним в кустах.
     Невеста внизу обозленно
     стояла одна в цветах.
     Старуха, укрытая пледом,
     крутила пред ней тесьму,
     а пьяная свадьба следом
     за ними неслась к холму.

     Сучья под ними трещали,
     они неслись, как в бреду.
     Коровы в кустах мычали
     и быстро спускались к пруду.
     И вдруг все увидели ясно
     (царила вокруг жара):
     чернела в зеленой ряске,
     как дверь в темноту, дыра.

        ___

     Кто их оттуда поднимет,
     достанет со дна пруда?
     Смерть, как вода над ними,
     в желудках у них вода.
     Смерть уже в каждом слове,
     в стебле, обвившем жердь.
     Смерть в зализанной крови,
     в каждой корове смерть.

     Смерть в погоне напрасной
     (будто ищут воров).
     Будет отныне красным
     млеко этих коров.
     В красном, красном вагоне
     с красных, красных путей,
     в красном, красном бидоне --
     красных поить детей.

     Смерть в голосах и взорах.
     Смертью полн воротник. --
     Так им заплатит город:
     смерть тяжела для них.
     Нужно поднять их, поднять бы.
     Но как превозмочь тоску:
     если убийство в день свадьбы,
     красным быть молоку.

        ___

     Смерть -- не скелет кошмарный
     с длинной косой в росе.
     Смерть -- это тот кустарник,
     в котором стоим мы все.
     Это не плач похоронный,
     а также не черный бант.
     Смерть -- это крик вороний,
     черный -- на красный банк.

     Смерть -- это все машины,
     это тюрьма и сад.
     Смерть -- это все мужчины,
     галстуки их висят.
     Смерть -- это стекла в бане,
     в церкви, в домах -- подряд!
     Смерть -- это все, что с нами --
     ибо они -- не узрят.

     Смерть -- это наши силы,
     это наш труд и пот.
     Смерть -- это наши жилы,
     наша душа и плоть.
     Мы больше на холм не выйдем,
     в наших домах огни.
     Это не мы их не видим --
     нас не видят они.

        ___

     Розы, герань, гиацинты,
     пионы, сирень, ирис --
     на страшный их гроб из цинка --
     розы, герань, нарцисс,
     лилии, словно из басмы,
     запах их прян и дик,
     левкой, орхидеи, астры,
     розы и сноп гвоздик.

     Прошу отнести их к брегу,
     вверить их небесам.
     В реку их бросить, в реку,
     она понесет к лесам.
     К черным лесным протокам,
     к темным лесным домам,
     к мертвым полесским топям,
     вдаль -- к балтийским холмам.

        ___

     Холмы -- это наша юность,
     гоним ее, не узнав.
     Холмы -- это сотни улиц,
     холмы -- это сонм канав.
     Холмы -- это боль и гордость.
     Холмы -- это край земли.
     Чем выше на них восходишь,
     тем больше их видишь вдали.

     Холмы -- это наши страданья.
     Холмы -- это наша любовь.
     Холмы -- это крик, рыданье,
     уходят, приходят вновь.
     Свет и безмерность боли,
     наша тоска и страх,
     наши мечты и горе,
     все это -- в их кустах.

     Холмы -- это вечная слава.
     Ставят всегда напоказ
     на наши страданья право.
     Холмы -- это выше нас.
     Всегда видны их вершины,
     видны средь кромешной тьмы.
     Присно, вчера и ныне
     по склону движемся мы.
     Смерть -- это только равнины.
     Жизнь -- холмы, холмы.

Марина Цветаева
Колдунья

Я - Эва, и страсти мои велики:
Вся жизнь моя страстная дрожь!
Глаза у меня огоньки-угольки,
А волосы спелая рожь,
И тянутся к ним из хлебов васильки.
Загадочный век мой - хорош.

Видал ли ты эльфов в полночную тьму
Сквозь дым лиловатый костра?
Звенящих монет от тебя не возьму, -
Я призрачных эльфов сестра...
А если забросишь колдунью в тюрьму,
То гибель в неволе быстра!

Ты рыцарь, ты смелый, твой голос ручей,
С утёса стремящийся вниз.
От глаз моих темных, от дерзких речей
К невесте любимой вернись!
Я, Эва, как ветер, а ветер - ничей...
Я сон твой. О рыцарь, проснись!

Аббаты, свершая полночный дозор,
Сказали: "Закрой свою дверь
Безумной колдунье, чьи взоры позор.
Колдунья лукава, как зверь!"
- Быть может и правда, но темен мой взор,
Я тайна, а тайному верь!

И я не считаю...Радуйся тому,что имеешь! Мне стихотворение очень понравилось.

Есть люди, с которыми хочется быть,
Общенье с которыми нужно.
Поближе узнав, их нельзя не любить,
Остаться нельзя равнодушным.

Быть может, у них и способностей нет,
Которые взоры пленяют,
Но кажется, будто бы ласковый свет
Повсюду они излучают.

Их души открыты для многих друзей,
И добры, и просты, как дети…
И если бы не было этих людей, —
Как грустно бы было на свете.

Пусть Бог Ваши годы земные продлит,
Чтоб в мире, где холодом веет,
От сердца, которое жаром горит,
Хоть чуточку стало светлее.

Татьяна Баженова.

Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну —
вырасту,
стану особенным.

Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное —
в море брошусь,
густое,
зловещее,
и спасу тебя!..

Это будет сердцем велено мне,
сердцем
велено…
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!

Ты сама
готова спасти других
от уныния тяжкого,
ты сама не боишься
ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла
не накопишь
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.

Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь…
Мне с тобою —
такой уверенной —
трудно
очень.
Хоть нарочно,
хоть на мгновенье —
я прошу,
робея, —
помоги мне
в себя поверить,
стань
слабее.

Роберт Рождественский

Счастливые - они живут сегодня,
Несчастные - то завтра, то вчера,
Кружась в воспоминаний хороводе
Иль в грёзах не родившегося дня...
Счастливые - они, как солнца лучик,
Светлы и удивительно добры,
Стремящиеся сделать ещё лучше
Себя и мир, в котором жить должны.
Счастливые - распахнутые души,
Легки в делах, словах и на подъём,
Они светлы и в мыслях, и снаружи,
И согревают мир своим теплом.
Счастливые - ведь это норма жизни,
И быть счастливым - просто и легко:
Без лишних слов и надоевших истин,
Живи! Люби! Будь счастлив!.. Вот и всё!(С.)

Прошлое не нужно ворошить,
Что когда-то было – не вернется,
Иногда лишь эхом отзовется
И прошепчет: «Нужно дальше жить…»
Прошлое не знает перемен,
Не бывает в жизни повторений,
Как бы ни хотели – не изменим
Ценностей, привычных нам, обмен.
Прошлое не времени река
И всегда идет за нами следом,
В памяти витая легким ветром,
Только не вернется никогда…(С.)